У второго рейтара я горизонтальным ударом зарубил лошадь и, успев сбить в сторону удар копья третьего, полоснул поперек живота и его самого. Уже в следующую же секунду потерявшись от сильнейшего удара по шлему, а потом и прямо как мячик отлетев в сторону, попав под коня еще одного жаждущего моей крови героического кавалериста.

Не затоптали меня, вероятно, только потому, что прикрыл еще дергающийся в последних судорогах конский труп, тот самый который я сотворил только что. Встав, я получил еще один удар по шлему, пару или тройку по корпусу, отхватил цвайхандером коню какого — то неудачника обе передние ноги и незаметно для самого себя страшнейшим образом озверел.

Дальнейший ход происходившей мясорубки не оставил в моей памяти ничего кроме беспорядочной мешанины каких — то раскрашенных брызгами, фонтанами и ручьями крови пятен.

Помню, что я что — то кричал, командовал и даже раздавал затрещины неслухам. Под моим мечом падали люди и кони, и в разные стороны летели руки, ноги и головы. Затем я чуть ли не выплевывал легкие, пытаясь отдышаться, и с лютой ненавистью, раз за разом колол двуручником какого — то человека прямо на ткани павшего наземь знамени, а потом ещё более зверски шинковал пришедшего ему на помощь воина в пластинчатом панцире или может быть даже нескольких.

Снова как по щелчку пальцев возникшие вокруг солдаты с таким же ожесточением и яростью кромсали остальных. Потом я в очередной раз тяжело дышал, опираясь на меч и восстанавливая силы в момент передышки, опять рубил и колол оказавшихся напротив меня людей и снова отдыхал, и все это продолжалось и продолжалось, пока враг вокруг нас тупо не кончился.

Нас было тринадцать. Я, бессильно привалившийся к седлу убитого боевого коня, раненый в правое плечо Гленни, как это были ни удивительно вроде бы совершенно целехонький мальчишка Даннер стоявший с окровавленным отцовским мечом в руках и смотревший на меня как на бога, а также десятеро солдат. Семеро наших «Вепрей» включая туда старого Дийдарна и ещё парочку прикомандированных к нам баронских рейтар, а также троих прибившихся к группе в ходе боя хабиларов.

Мы были живы. Некоторые, например я и мальчишка не были даже ранены. Буквально в ста метрах от нашей группы шла резня столкнувшихся кавалерийских формаций — в то время как на нас, находившихся посреди огромного, местами на два — три слоя заваленного трупами людей и лошадей пятака, никто совершенно не обращал внимания. Как впрочем, и на других выживших солдат взаимно затоптанных конными «свиньями» пехотных рот разбегавшихся из этой мясорубки в разные стороны по способности. Всюду носились потерявшие хозяев кони.

По уму следовало как можно быстрее последовать примеру наших поддавшихся голосу рассудка коллег. Но у меня не было сил даже встать. Руки тряслись, в прошедшей почти не отложившись в памяти мясорубке, я выложился до донышка…

Глава XI

Наш наниматель граф Даммон ан Хальб своим обликом здорово смахивал на изображенного на портрете Рубенса «Железного Герцога» Альбу. Того самого великого полководца Испании который в ходе двадцати лет постоянных побед на полях сражений и зверств к еретикам между ними сначала лишил свою Империю доходов с ее богатейших провинций, а потом потерял и их сами в целом.

Черты лица вкупе с аккуратно подстриженными усами и «испанской» бородкой под открытым богато украшенным золотой и серебряной саладом походили на Фернандо Альвареса де Толедо настолько, что по шкуре испанскими терциями маршировали мурашки. Что на своей картине Рубенс изобразил брюнета, а передо мной на черном как смоль жеребце возвышался шатен с таким дополнительным отличием от «Великого герцога» как практически античная «анатомическая» кираса, не утешало ни на йоту. Взгляд графа давил и вымораживал. Сам я был далеко не ангелом, но по встрече взглядами сразу становилось ясно, что для этого существа человеческая жизнь в буквальном смысле слова не стоит даже медной номы. Пронимало даже удачно сохраненного за мной мальчишкой коня, которого удачливый на брошенный жребий конюх перед началом основного замеса вместе с лошадьми остальных комитов увел в лагерь. «Барон» попытался испуганно попятиться, и я еле — еле успел его удержать.

Впрочем, перестал давить он нас достаточно быстро, видимо сразу же, как сделал необходимые себе выводы. Проверил на прочность перед власть предержащими так сказать.

— Не ожидал что «Вепри» в первом найме себя покажут. — Слова можно было счесть за безусловный комплимент. Пристроившийся за сзади — сбоку ан Хальба малолетний порученец, по спеси, глупости, нахальству и незнанию кто перед ним рискнувший мне нахамить, сброшенный бойцами с коня в грязь и изведавший тяжесть моей ноги на своей груди, после такого признания скривил рожу от лютейшей, незамутненной и бессильной ненависти. Сидевший в седле подле графа барон ан Кроах напротив поощрительно мне кивнул. Остальные свитские были полны любопытства и в целом нейтральны.

— Наш капитан хорошую роту сумел набрать, кир, — Нейтрально заметил я, было самое время показать всем присущую мне лояльность и верность взятым на себя обязательствам.

Лойху в сражении снова не повезло, или повезло, с какой стороны посмотреть — парень честно сражался и, снова пропустив сильнейший удар по голове, ещё и оказался помят копытами. Вытащили его из боя в глубоком беспамятстве. Короче говоря, похвалить кэпа перед нанимателем были ни с какой стороны не вредно — выживет он или нет. Что же до него самого, то обратившись к графу с «военно — благородным» обращением кир, я в ненавязчиво подчеркнул, что своим наймом он купил услуги моего меча, а не мою мускулистую задницу. Именование графом в данном случае выглядело бы фамильярностью, что же до подразумевавшегося «Ваша Светлость» оно бы меня, конечно, не унизило, но ставило в немного уязвимое положение как исполняющего обязанности командира роты, которому наниматель торчит крупную сумму денег. По традициям наемного люда, случившееся сражение подводило итоги месяца и требовало с ротой расчета за отчетный период. Отсрочка в данном случае была неуместна, хотя битва сторон в конечном итоге свелась вничью, наш лагерь теперь сам находился в осаде. Отброшенные на исходные позиции супостаты явно не собирались никуда уходить.

Уверять, что я слишком скромничаю и рота не просто хороша, а просто огого, меня, конечно же, никто не стал.

— Сколько солдат в строю осталось?

— Включая комитов роты и людей с незначительными ранениями и ушибами двадцать семь.

— А раненых?

— Сейчас в обозе лежит пятьдесят девять. Из них около дюжины с слишком тяжелыми ранами, скорее всего, умрет, однако их с поля боя все ещё продолжаем собирать. Думаю, что ещё нескольких сумеем вытащить.

— Ты хотел сказать, что продолжаете обирать трупы. — Свита графа мерзко — угодливо захихикала.

— Я хотел сказать именно то, что сказал, — машинально надерзил я этому страшному человеку в ответ на проявленное им хамство, а подобное тыкание как не крути было именно грубостью, — собираем трофеи мы там, где уже не осталось раненых.

— Не врёшь? — Меня опять придавил его ледяной взгляд из под иронично приподнятой брови, так что не оставалось ничего другого кроме как принять вызов. Если он меня сейчас прогнет, никаких денег в обозримый период мы точно не получим, — сил потребовать их у нанимателя у нас не осталось. Нервничающий «Барон» снова попытался попятиться.

— Более чем, кир.

— Хорошо, — неожиданно сменил гнев на милость Даммон ан Хальб, подарив мне на долю секунды мелькнувшую на лице усмешку, — если сейчас не солгал, награжден будешь отдельно. Если же дерзнул… то тогда, тоже будешь награжден по справедливости…

Свита загыгыкала уже весьма даже зловеще.

— Позволите проверить, Ваша Светлость? — Тут же высунулся с инициативой отомстить мой свежеиспеченный ненавистник.

— Если ты решил отомстить обидчику клеветой, то способ избрал глупый. — Тут же переключился на зловещую улыбку хитрожопому ублюдку соизволивший даже повернуть к нему голову ан Хальб, сим превратив парня в застывшую в седле ледяную статую. Конь под ним, кстати, тоже нервно всхрапнув, затанцевал на месте и попятился. Да и удивились графской осведомленности о нашем недавнем конфликте, к слову сказать, мы оба одинаково. — Ты у меня на службе. Будешь уличен в умышленной мне лжи — будешь порот плетьми. При большой вине — пока что не умрешь.